Разговором с Сергеем Никитиным, главой представительства «Эмнести Интернешнл» (Amnesty International) в России, мы продолжаем публикацию серии интервью с представителями правозащитных и экспертных организаций о реформе силовых ведомств и историях успеха российской правозащиты. Интервью подготовлено командой проекта Комитета гражданских инициатив «Открытая полиция», при поддержке Полит.ру
Здравствуйте, Сергей Анатольевич! Мы сегодня в гостях у «Эмнести Интернешнл», разговаривать будем c главой представительства «Эмнести Интернешнл» в Российской Федерации . Первый вопрос об истории вашей организации: как она начала свою деятельность, чем занимается сейчас, какие есть направления.
Здравствуйте, очень приятен ваш интерес к деятельности «Эмнести Интернешнл». Это, пожалуй, старейшая из правозащитных организаций. Кроме того, это самая большая, наверное, международная организация. Известен даже день ее учреждения, это конец мая 1961 года, т.е. больше 50-и лет. Движение охватывает чуть ли не 7 миллионов активистов по всему миру, практически в каждой стране есть активисты «Эмнести Интернешнл».
Начало всему положил британский юрист, которого звали Питер Бененсон. Он, как гласит легенда, прочёл статью в газете, где говорилось о том, что три португальских студента в тогдашней фашистской Португалии подняли рюмочку за свободу в кафе, и за это они были арестованы.
Эта информация сильно возмутила Бененсона, и он обратился с призывом к единомышленникам. У него был приятель, который работал в известной газете «Обсервер», поэтому именно в этой газете появилась статья. Она занимала целую полосу и называлась «Призыв к амнистии».
Питер Бененсон проделал и дополнительную работу: помимо португальских студентов, которые, кстати говоря, в статье не упоминались, он говорил о шести лицах, которых называл «узниками совести». Эти люди находились в тюрьме в разных странах, причем принципиально было то, что страны были трёх разных типов: т.е. одна страна была коммунистического блока, другая – из, так сказать, продвинутых западных стран, и третья – страна третьего мира, Африка. В статье, если вкратце, говорилось о том, что очень большое число людей находится за решеткой лишь за то, что они мирно пропагандировали свои взгляды, которые расходились с мнением властей. В статье был призыв к тому, чтобы обычные люди писали письма властям той или иной страны с требованием освободить таких людей. Заключённых он назвал «узниками совести», а статья имела колоссальный отклик.
Изначально Бененсон думал, что будет заниматься своей кампанией лишь один год. Кампания называлась «Призыв к амнистии».
В силу того, что эффект был неожиданно широкий и в силу того, что помимо Британии включились в дело люди из других стран, зародилась организация, которая оставила в своём названии слово amnesty («амнистия»), а к нему добавила International («международная»).
С тех пор много чего случилось. Организация, которая вначале занималась только узниками совести, и политзаключенными, сейчас занимается очень многим. Я хочу напомнить о самом, наверное, важном событии, которое отмечает эффективность и нужность работы «Эмнести Интернешнл» – это вручение Нобелевской премии мира. В 1977 году организация получила ее, после этого было много других премий, но я считаю, это было очень важное событие в нашей истории.
Организация, как я сказал, начала свою деятельность в Британии. Через какое-то время подключились другие страны. Развитие организации было очевидно: изначально это был небольшой офис из трех человек, которые собирали информацию об узниках совести, приходившую из разных стран, перепроверяли и т.д. В конечном итоге к 70-м годам, к моменту получения Нобелевской премии, организация фактически охватывала весь мир, ее секции существовали в других странах.
По мере того как ширилось и росло движение, охват того, чем занималась организация, тоже расширялся. Изначально был мандат, который предписывал заниматься узниками совести, а потом вместо мандата был принят основополагающий документ, в котором говорилось, что организация вообще стремится к тому, чтобы в мире не происходило никаких нарушений прав человека. Своего рода путеводная звезда, амбициозные планы.
Помимо узников совести, помимо индивидуальных случаев, мы занимаемся теперь и кампаниями: это определенные действия, направленные на то, чтобы изменилась ситуация в каких-то определенных проблематичных областях, связанных с правами человека. Первое, что я могу вспомнить – это кампания за отмену смертной казни, с середины 70-х Amnesty последовательно бьется за то, чтобы смертная казнь отошла в историю; это кампания против пыток, она, естественно, имела очень большой эффект. По-английски она называется My Body, MyRights, в переводе на русский язык это означает «Мое тело, мои права». Частью этой кампании стали недавние события в Польше, протест, который активно поддерживался «Эмнести Интернешнл», нашей секцией в Польше. Результаты кампании стали показателем того, как массовость может привести к изменениям (имеется в виду кампания против запрета абортов в Польше, которая имела широкий общественный резонанс).
Что касается Российской Федерации, то здесь историю нужно разделить на две части. В 70-е годы группа диссидентов в Советском Союзе организовала так называемую Московскую группу «Эмнести Интернешнл». Они связались с штаб-квартирой, которая находилась и по сей день находится в Лондоне и сказали, что хотят работать по темам «Эмнести Интернешнл».
Дальше вступило в действие очень жесткое правило, которое существовало на том этапе: «не работай по своей стране». Это, во-первых, помогало защитить активистов Amnesty, и во-вторых, демонстрировало беспристрастность.
Московская группа получила себе в качестве подшефных трёх узников совести, которые находились не в Советском Союзе, хотя и в СССР их было предостаточно. Если я правильно помню, один из узников был из Шри-Ланки, другой из Испании (по другим источникам, - из Уругвая), третья была из Югославии. Группа работала какое-то время, т.е. они писали письма властям этих стран с требованием освободить узников. В конечном итоге группа сама по себе исчезла, по той причине, что практически всех посадили или люди вынуждены были эмигрировать. Но активистов посадили в тюрьму не из-за того, что они участвовали в работе «Эмнести Интернешнл», а по другим причинам.
После исчезновения «Эмнести Интернешнл» в СССР она появилась уже в перестроечной России. В начале 90-х был открыт московский офис, который находился именно в этом помещении, где мы сейчас с вами сидим. Вот уже почти 30 лет как офис находится в Москве. В разные времена здесь работало разное количество людей, сейчас мы являемся представительством, т.е. у нас нет секции, нет членства, нет членских взносов. Здесь я хочу особо подчеркнуть, что мы организация независимая, это достигается путем категорического отказа от денег каких-либо властей, политических структур, религиозных и т.д., т.е. все наши деньги...
То есть вы даже не подаёте документы на гранты?
Все деньги в «Эмнести Интернешнл» – членские взносы, и это могут быть какие-то пожертвования, но мы при этом будем очень тщательно проверять персонажа или бизнес, которые жертвуют. Довольно много бизнесов, которые хотят давать деньги «Эмнести Интернешнл», но мы должны быть твердо уверены, что они не вовлечены каким-либо образом в торговлю оружием или какие-то другие злодеяния, которые можно рассматривать, как нарушение прав человека.
Повторю: мы не секция, у нас нет членства, но у нас есть активисты. Активисты наши – это русскоязычные люди, читающие по-русски. То есть я готов особо подчеркнуть, что наши активисты, которые, скажем, проявляют свой активизм в онлайн-режиме – это люди, которые не обязательно живут в Российской Федерации. Они находятся по всему миру, начиная от Беларуси и Украины до Соединенных Штатов, где, как мы видим, есть наши читатели, наши активисты, которые участвуют в онлайн-акциях. Есть активисты и в Москве, они устраивают какие-то акции. Подчеркну, они не получают никаких денег за это. Их энтузиазм – это суть того как...
Волонтерская программа.
... организация живет и работает, да. Всё на желании участвовать в той работе, которую глобально проводит «Эмнести Интернешнл». Когда вы пришли, вы видели, что мои коллеги собирались, помогают ребятам-активистам проводить акцию в память Политковской сегодня. Эта акция пройдет в Москве. Редкий случай, когда нам разрешили какую-то акцию. Как правило, выбирается не самое публичное место, на сегодня это площадь Лермонтова, куда в общем нога человека практически не ступает, она отрезана от пешеходных мест бурным движением. Но вот такая картина, т.е. организация пока существует. Я говорю «пока», потому что на самом деле жизнь непредсказуема. Непредсказуемо и положение российских НКО. Там больше 150, если я не ошибаюсь, «иностранных агентов».
Мы также знаем, что есть еще список нежелательных организаций, поэтому очевидно, что обстановка не самая хорошая для общественных организаций, для организаций, которые занимаются защитой прав человека, но такова реальность, и «Эмнести Интернешнл» работала и в более тяжелых условиях.
С какими трудностями вы сейчас сталкиваетесь именно в России, как представительство международной НКО?
Как представительство мы, пожалуй, не сталкиваемся с какими-либо трудностями. У нас были интересные трудности несколько лет назад, когда вдогонку к принятому закону об иностранных агентах прокуратура проявила прыть и инициативу и они приходили с проверками даже в представительства иностранных организаций, в частности и в «Эмнести Интернешнл», хотя закон об иностранных агентах касается российских НКО. Это был визит пятерых людей, которые представились сотрудниками прокуратуры, и плюс там кто-то еще был из налоговой инспекции. Они провели у меня день целый, занимались абсолютной ерундой, просили меня скопировать те документы, которые мы регулярно отсылаем в Министерство юстиции. После этого я еще ходил к ним на... не знаю, как называется, на допрос или беседу. Собственно, после этого у нас контактов с ними в таком ключе не было.
Что касается активистов, это как раз то, о чём я уже говорил, а именно, что я работаю здесь уже 13 лет, и насколько я помню какие-то публичные акции в Москве 10 лет назад не были проблемой. Нынче практически при каждой акции на каждый запрос мы получаем ответ, в том смысле, что мы должны где-то посреди леса демонстрировать свою солидарность или протест. А то и вовсе запрещают, например, у нас неподалёку посольство Азербайджана, и когда мы просили разрешить нам выступить с пикетом в защиту правозащитников в этой стране, нам было отказано под самыми комическими предлогами. Было сказано, что есть договор о дружбе и взаимопомощи с Азербайджаном, и по этой причине наш пикет был бы нарушением. В соседнем здании украинское посольство, вокруг можно видеть определенного направления публику, которая чуть ли не ежедневно его пикетирует. Вот такой вот подход, избирательный...
Двойные стандарты.
Двойные стандарты, о которых нам все время рассказывают. По телевизору обвиняют других, но отлично сами демонстрируют. Вот это сложность последнего времени. Но мы не одни такие. Скажем, блокада «Мемориала», как мы увидели уже в новостях, - это показатель спланированной атаки со стороны властей в отношении независимых НКО.
А сколько, вы говорите, у вас именно в российском представительстве активистов? Они прикрепляются ко всему обществу «Эмнести Интернешнл» или все-таки есть какое-то разделение по регионам?
То, о чём вы говорите, скорее верно в отношении членства. Можно было бы использовать такие термины, если бы у нас существовала секция. К примеру, ближайшая страна, которая мне приходит на ум, где есть секция – это Польша. Это организовавшееся снизу полуавтономное собрание активистов «Эмнести Интернешнл», т.е. эта организация зарегистрирована в Польше, но вместе с тем она является секцией и обязана выполнять тот список правил, которые существуют в уставе «Эмнести Интернешнл». Там будет членство, разделение на группы, если количество членов в каком-то городе достаточно большое.
Что касается нас, мы никогда никуда никого не приписываем, более того, никаких не выдаём ни сертификатов, ни дипломов, ни значков. Люди сами изъявляют желание. Я вполне допускаю, что есть люди, которые с интересом могли бы участвовать в какой-то одной акции, а все остальное им не очень близко к сердцу. Кто-то придет протестовать против смертной казни в Соединенных Штатах Америки, кого-то больше трогает проблема нарушения прав человека в Азербайджане.
Я даже не уверен, что у нас есть какая-то статистика, но связь через социальные сети, помогает нам мобилизовать людей, и они участвуют в тех или иных акциях. Кроме того, как я уже сказал, у нас есть онлайн-активизм, т.е. понятно, что люди, живущие в Томске, не могут ездить в Москву на какие-то акции. Мы также мало можем ожидать от них организации каких-то публичных акций в других городах. Понятно, что там обстановка с разрешениями на всякие пикеты еще хуже, и кроме того число людей может быть невелико, и они не готовы выходить на улицу с протестом. Но у нас есть различные инструменты, которые можно использовать. Один из них я назову – это акции срочной помощи. Мы говорим: «Смотрите, беда вот с этим человеком, нужно писать, есть адреса, и вот приблизительный текст того, что мы предложили бы вам написать».
Как пример, я только что просматривал акцию срочной помощи Наталье Шариной, директору библиотеки украинской литературы в Москве, которая сейчас находится под домашним арестом. Ее, как мы помним, обвиняют по 282-й статье, значит, чудесным образом у нее нашли какую-то книгу, которая была в списке экстремистских изданий. Её задержали, арестовали в конце октября 2015, постоянные суды,– история продолжается больше года. Наш призыв – писать в прокуратуру и Следственный комитет с требованием освободить. Мы рассматриваем ее как узника совести, человека, который находится за решеткой по надуманным мотивам, просто использовал свое право на распространение информации в виде книг. Этой книги у нее не должно было быть, есть сильное подозрение, что книга была просто подброшена с целью провокации. Это один из примеров.
Акции не обязательно связаны с Россией, мы стараемся их варьировать, потому что есть очень интересные темы и интересные случаи в других странах. Упомянутая уже смертная казнь в США – это как раз одно из тех направлений, по которым мы работаем. Здесь большое поле деятельности для людей, которые живут в других городах. Я знаю многих людей, которые активны именно в этом плане: участвуют в онлайн-акциях, могут делать несколько копий обращений в органы Российской Федерации или другой страны. Обращения отправляются по почте, и я вас уверяю, что это работает.
Получается, каждый может стать активистом?
Абсолютно, у нас нет никаких ограничений...
Вообще, никаких заявок, периода рассмотрения, любой может быть вам полезен...
Первое, что видит всякий заходящий на сайт, – это «если вы хотите получать рассылку от нас, пожалуйста, оставьте здесь свой емэйл». Я так понимаю, что многие люди этим пользуются. Кроме того, у нас есть аккаунты в социальных сетях. В «Фейсбуке» порядка 20000 человек подписаны на наш аккаунт. Соответственно, они тоже получают всю эту информацию о новых акциях, и мы не проверяем и не требуем ни от кого отчета, но у каждого есть возможность участвовать. Требуется всего лишь пять минут времени, один конверт, ручка и бумага. Но эффект потом будет большой.
Как вы думаете, какая сфера сейчас в принципе в нашей стране больше всего нуждается в правозащитных действиях? Во вмешательстве таких правозащитных организаций как ваша? Есть ли, по вашему мнению, какая-то особо чувствительная сфера?
Список длинный, прямо скажем, если мы будем обсуждать, у нас не хватит времени. Конечно, мы все понимаем, что возможности у организаций разные. Вот вы видите, что офис наш очень маленький, людей здесь немного, поэтому надо исходить из реалий и понимать, что-то что мы может изменить, и что-то, что не сможем. Наше преимущество в том, что мы предпринимаем действия совместно с нашими товарищами, с нашими коллегами и друзьями из других стран. Та же упомянутая мною акция в защиту Натальи Шариной – это акция, которая проходит не только в России. Призыв к срочной помощи был переведен на другие языки: на французский, на английский, и я знаю, что акции в поддержку Натальи проводили британские активисты в Британской библиотеке. Я знаю, что активисты в Бельгии, во Франции писали письма, потому что они обращались ко мне с жалобой, почему им приходит отписка из прокуратуры, где говорится, что государственный язык в Российской Федерации – русский, и все ваши письма на французском языке мы полностью игнорируем. Но даже по этой отписке понятно, что тот поток писем, который поступает представителям правоохранительных структур, дает им понять, что вот это дело, этот кейс, он под пристальным вниманием.
Получается, что даже несмотря на то, что нас здесь не очень много, мы охватываем довольно большое число людей через интернациональное, международное участие. Если же говорить о том, чем мы конкретно занимаемся, то, вот, смертная казнь, о которой я уже говорил. Нам кажется, что это очень важная тема, и здесь есть ряд моментов. Мы выбрали для себя две страны, и мы работаем по этим двум странам, требуя отменить смертную казнь. Речь идет о Соединенных Штатах и о Беларуси. Беларусь – последняя страна в Европе, где смертная казнь существует. В Российской Федерации смертной казни нет, вместе с тем она не отменена окончательно. Мы знаем, что мы находимся в подвешенном состоянии, хотя решение Конституционного суда, казалось бы, гарантирует отсутствие смертной казни, но дискуссии ведутся. Очень часто, когда случаются какие-то резонансные убийства, отдельные персонажи в правоохранительных органах вдруг начинают нести отсебятину и говорить, что стоило бы ввести смертную казнь для террористов. Это такой популистский прием, который очень любят некоторые политические партии, и он не стоит ни копейки, но зато исключительно хорошо поддерживается не очень образованными кругами населения.
Работа по этой теме с одной стороны состоит в поддержке людей, которые находятся в камере смертников в Соединенных Штатах, или призывах к властям Беларуси. С другой стороны, стоит отметить, что российские власти (по крайней мере до недавних пор) вступали в дискуссии на тему смертной казни на радио и телевидении, даже на официальных, прокремлевских каналах. Я участвовал во многих таких дискуссиях. Это один из редких случаев, когда «Эмнести Интернешнл» приглашают, потому что мы довольно хорошие эксперты по этой теме: мы ведем статистику, мы знаем очень много. Такие передачи сами по себе, на мой взгляд, являются благом, потому что это способ донести до слушателя, до человека, у которого не сложилось собственного мнения о смертной казни все аргументы, которые являются основой для того, чтобы смертная казнь вообще отошла в историю.
Итак, я считаю, что одна из важных проблем на повестке – это смертная казнь. Кроме того, свобода выражения мнений, свобода слова, свобода совести. Сейчас мы планируем работать по теме справедливого судопроизводства. Наши коллеги, которые занимаются исследованием проблемы, провели очень тщательную работу, и мы готовимся в конце года выпустить доклад о справедливом суде, «Верховенство права в Российской Федерации», и после этого продолжим работать по этой теме. Планов очень много, вопрос только в том, насколько мы сможем объять необъятное.
Расскажите какие у вас были успехи в этом году в России и в международном «Эмнести Интернешнл»? Возможно, вам удалось добиться того, чего вы добивались много лет? Какие-то подвижки, помимо отмены смертной казни, что-то ещё?
Со смертной казнью как раз дела обстоят не очень хорошо, потому что объявленная война с террором привела к тому, что права человека нарушаются в очень многих странах.
Здесь я могу долго рассказывать о секретных тюрьмах, которые были на территории Польши и Литвы. Могу рассказать о системе передачи людей из Соединенных Штатов в другие страны, где они подвергаются пыткам.
Мы можем вспомнить печально известную базу Гуантанамо, где по-прежнему находятся люди, несмотря на обещания закрыть ее.
Война с террором ведет к тому, что власти используют самый легкий инструмент: возвращают смертную казнь, и вот 10 октября будет День солидарности с жертвами смертной казни, день, когда мы выступаем против смертной казни.
Мы выпускаем документы, обновляем статистику. Статистика, в общем, не очень воодушевляет: есть ряд стран, которые вернулись к практике смертной казни. Поэтому здесь об успехе говорить пока, наверное, преждевременно. Хотя общая тенденция, если окинуть взором 10 лет, идет к тому, что число стран, которые отменили смертную казнь, растет. Даже в Российской Федерации, несмотря на то, что мы пребываем в подвешенном состоянии, расстрелов не было уже довольно давно.
Если говорить об успехе, мне кажется, что закон о запрете абортов, который правое правительство Польши пыталось продвинуть (и им казалось, что всё проходит успешно) напоролся на очень мощный протест. Протест прошёл буквально по всей стране, и даже не только в Польше, и во многих других странах. Это была акция «Женщины в черном». «Международная амнистия» активно участвовала в этом протесте, и вот это, на мой взгляд, показатель того, как устроена демократия. Власти нам не нравятся: эта власть в Польше, замечена в многочисленных нарушениях прав человека, но она была вынуждена отступить назад под напором общественного мнения. К сожалению, это не всегда случается в других странах.
Мощные протесты в нашей стране, похоже, не приводят ни к каким серьезным изменениям. Вместе с тем, есть некоторый эффект... Во-первых, мы всегда считали, что если бы не было работы правозащитников, дела были бы гораздо хуже. И здесь, наверное, можно сказать, что успехом является то, что не все так плохо, как могло бы быть. Это, конечно, слабое утешение, но мы считаем, что в нём есть рациональное зерно, и продолжаем нашу работу.
Очень сложно находить примеры успехов, но обстановка, которая теперь во многих странах в связи с войной, так называемой войной с терроризмом, она привела к тому, что ситуация в значительной степени ухудшается. Речь идет не только о странах третьего мира или о таких странах как Российская Федерация, но и о странах Западной Европы. Там тоже очень много примеров нарушений прав человека.
Из положительного могу отметить, что наши коллеги вели интересную работу по расследованию ситуации в зоне конфликта на Восточной Украине и сравнительно недавно вышел очень интересный доклад о секретных тюрьмах. Наши коллеги провели много встреч с людьми, которые были жертвами этих секретных тюрем, которые там находились. Речь идет о тюрьмах Службы безопасности Украины, они находились предположительно в районе Харькова, и там по сей день находится довольно много людей.
Срывание завесы, наше тщательное исследование того, что происходит, вынудили украинские власти пойти на диалог. Я знаю, что мои коллеги встречались с главным военным прокурором Украины, на его стол легли документы, подтверждающие существование этих секретных тюрем. И несмотря на то, что украинские власти неохотно порою подтверждали их наличие, тем не менее число людей, которые были освобождены оттуда, выросло.
Но повторю: всё равно там ещё находятся люди, находятся в неизвестных местах. Это означает, что к ним могут применяться пытки и другие противоправные действия со стороны силовых структур.
Мы информировали, естественно, и российские власти об этих секретных тюрьмах, потому что среди тех, кто в этих тюрьмах них находится, есть и граждане Российской Федерации. Но факт, что украинские власти были вынуждены прислушаться, и факт, что люди вышли на свободу (некоторые интервью даже есть на нашем сайте, интервью тех, кто провёл там какое-то время) – это, может быть, тоже маленький успех. Мы будем стараться работать дальше.
Желаю вам намного больше успехов.
Спасибо.
Большое спасибо за ответы, было очень интересно.