Владимир Кудрявцев, младший научный сотрудник Института проблем правоприменения, специально для проекта КГИ «Открытая полиция».
Любой разговор о криминальном насилии следует начинать с его подсчета. Сложно изучать и контролировать явление, масштабы которого неизвестны. Еще хуже, когда представления о его размерах систематически искажены. Это ведет к появлению мифов, неверных экспертных оценок и неадекватных и даже вредных мер, направленных на его контроль. Как и большая часть остальной преступности, насильственная подвержена тому, что отечественная криминология обычно называет латентностью. Латентность бывает двух видов: естественная (когда жертвы преступлений по какой-то причине не сообщают о своем опыте правоохранителям) и искусственная (когда правоохранители в силу системы организационных стимулов отказываются регистрировать некоторые преступления).
Так, преступления против половой неприкосновенности наносят их жертвам тяжелейшие психологические травмы, делая сообщение о них отдельным испытанием. Другие формы физического насилия часто бывают обоюдными – жертва насилия одновременно является и преступником. Классический пример здесь – участие в потасовке. В свою очередь, правоохранители могут быть не слишком заинтересованы в регистрации некоторых «сложных» – то есть плохо раскрываемых дел.
В итоге нам удается узнать, как правило, о специфических случаях криминального насилия – «удобных» для жертв и правоохранителей. В этой ситуации достоверно понять больше или меньше становится криминального насилия в обществе можно двумя путями. Первый связан с использованием так называемых виктимизационных опросов. К сожалению, в России репрезентативный виктимизационный опрос впервые был проведен только в 2018. Такая глубина данных ничего не позволяет сказать о динамике. Другой способ связан с оценкой численности особого низко-латентного типа насильственных преступлений: убийства. Убийство сравнительно сложно скрыть, и еще сложнее игнорировать. При этом западная криминология давно установила, что количество убийств положительно коррелирует со всем остальным серьезным криминальным насилием. Таким образом, глядя на динамику изменения числа убийств, можно дать оценку того, больше или меньше становится насилия. Изучение этого тренда позволяет сделать ряд предположений относительно того, как и почему изменяется объем криминального насилия.
Если мы обратимся к данным УПН ООН, то увидим, что уровень насилия в России довольно высок. Можно даже сказать, что он аномально высок по сравнению с остальными индустриально развитыми державами. Хотя ежегодное количество убийств и снижается, наша страна, к сожалению, все еще находится, скорее, ближе к Латинской Америке и некоторым сравнительно благополучным странам Африки, чем к развитым странам. Если сравнивать РФ с ее «соседями» по BRICS, то густонаселенные Индия и Китай показывают меньшую интенсивность насилия. А вот Бразилия с ее печально знаменитыми фавелами и масштабной уличной преступностью занимает в этой четверке сомнительное первенство.
Страна |
|
|
Год |
|
|
|
|
2010 |
2011 |
2012 |
2013 |
2014 |
2015 |
Бразилия |
21,79 |
23,98 |
26,21 |
26,52 |
27,7 |
26,74 |
Индия |
3,44 |
3,51 |
3,43 |
3,28 |
3,21 |
Н/Д |
КНР |
1 |
0,89 |
0,83 |
0,78 |
0,74 |
Н/Д |
РФ |
15,99 |
15,02 |
13,87 |
12,88 |
12,14 |
11,31 |
Великобритания |
1,2 |
1,02 |
1,01 |
0,94 |
0,92 |
Н/Д |
США |
4,75 |
4,69 |
4,72 |
4,52 |
4,43 |
4,88 |
ФРГ |
0,99 |
0,92 |
0,82 |
0,85 |
0,89 |
0,85 |
Франция |
1,26 |
1,35 |
1,23 |
1,22 |
1,24 |
1,58 |
Источник: данные УПН ОНН. В таблице дано соотношение общего числа предумышленных убийств на 100 тысяч населения за 6 лет (с 2010 по 2015 гг.).
Что же все это значит: будет ли криминальное насилие продолжать снижаться? Почему оно вообще снижается? Для ответа на первый вопрос нужно сначала разобраться со вторым. Так называемый «Great Crime Drop» -- Великое снижение преступности -- хорошо известный феномен в мировой криминологии. Почти во всем развитом мире с начала 90-х годов прошлого столетия преступность начала резко снижаться. Пост-советская Россия включилась в этот процесс с некоторым запозданием, однако, судя по всему, Великое снижение преступности дошло и до нашей страны. Одна из доминирующих гипотез объясняющих этот феномен – секьюритизация. Ее суть заключается в том, что за последние три десятилетия успехи микроэлектроники позволили нам контролировать преступность с небывалой прежде эффективностью. Камеры наружного наблюдения, различные видеорегистраторы, сигнализации и телефон в кармане у каждого человека существенно сузили пространство возможного для потенциального преступника. Совершить нечто противозаконное и остаться безнаказанным становится все сложнее. Эта гипотеза, пожалуй, способна объяснить снижение интенсивности криминального насилия на улицах городов. Но особенность насилия, в особенности летального, в России заключается в сконцентрированности внутри человеческого жилья. Почему именно городская квартира и деревенский домстановятся идеальным местом преступления -- вопрос, заслуживающий отдельной дискуссии.
Впрочем, существует и другое объяснение. Демографическая теория преступности сфокусирована именно на криминальном насилии. Она исходит из известной криминологической закономерности: склонность к совершению убийства диспропорционально сосредоточена в довольно определенной возрастной когорте: от 18 до 24 лет. Иногда это «окно» расширяют до 29 лет. Это, впрочем, не значит, что лица иных возрастов никого не убивают, просто молодые люди при прочих равных делают это чаще. Соответственно, чем больше пропорция людей этого возраста в обществе, тем больше в нем будет уровень криминального насилия. В первом приближении это утверждение верно и для России: темпы падения насильственной преступности соответствуют темпам выбытия возрастной когорты от 18 до 24 лет. Если отталкиваться исключительно от демографической картины, то в среднесрочной перспективе это означает продолжение снижения криминального насилия в целом и убийств в частности. Самую нижнюю точку мы должны будем пройти в районе 2020 года, после чего тренд вновь должен будет пойти на повышение. Уже на горизонте 14-15 лет мы можем вновь вернуться на уровень 2014-2015 годов, который к тому моменту, скорее всего, будет казаться сравнительно высоким.
Это, однако, не означает, что Россия обречена, быть заложником своей демографической ситуации. Более свежие криминологические исследования в этой области показывают, что связь между возрастом и преступностью не так прямолинейна, как это может показаться на первый взгляд. Судя по всему, чем больше молодые люди вовлечены в различную продуктивную деятельность (например, получение высшего образования), тем ниже их склонность к совершению насильственных преступлений. И наоборот, чем меньше у молодежи возможностей для самореализации, тем вероятнее рост криминального насилия. Основные усилия по превенции уголовного насилия, таким образом, лежат не только и не столько в правоохранительной деятельности, сколько в налаживании эффективной системы профориентации, создании каналов для вертикальной мобильности молодых людей. Вполне вероятно, что широко критикуемый ЕГЭ сделал для снижения уровня убийств в России больше, чем все правоохранительные органы вместе взятые.