Глава МВД России Владимир Колокольцев о реорганизации органов внутренних дел

 

— Меня уже не раз спрашивали представители общественности: зачем проводить такие чуть ли не войсковые операции. На самом деле наши действия были обусловлены самой ситуацией. Нужно было появиться внезапно, изъять всю необходимую для расследования дела документацию еще до того, как ее, возможно, успеют спрятать или уничтожить. К тому моменту у следствия на руках уже были серьезные документальные свидетельства противоправных действий тех руководителей, которые сейчас проходят по делу. Напомню, среди обвиняемых и руководитель республиканской администрации, и другие крупные чиновники. Проведенная акция ни в коем случае не была элементом пиара и уж тем более не проводилась ради демонстрации каких-либо внешних эффектов. На мой взгляд, операция себя оправдала, и подобные мероприятия в случае необходимости будут проводиться и впредь.

— Обратили на себя внимание и несколько последних расследований, проведенных Главным управлением экономической безопасности и противодействия коррупции МВД, в частности, против высокопоставленных сотрудников военного ведомства. Это не вызывает какого-либо противодействия?

— Моя позиция, которую знают все оперативные подразделения, такова: если есть информация, по ней нужно работать. Нужно все обязательно тщательно проверить и перепроверить. Главное препятствие оперативник ставит себе сам, когда задает вопрос, а все ли он сделал для того, чтобы следователь с чистой совестью смог по его материалам возбудить уголовное дело.

— Можно сказать, что вы уже сформировали команду, с которой будете работать?

— Я противник самого слова "команда". Команда — это спортивный термин. У нас коллектив сотрудников, единомышленников. При его комплектовании, прежде всего, учитывается уровень профессионализма и порядочность. Внутренних противоречий в сегодняшнем руководящем составе МВД нет. Были бы какие-то недопонимания, разногласия, они в любом случае стали бы явными, попали бы так или иначе в СМИ. Значит, мне, как главному управляющему в своем коллективе, удается сохранить баланс решений и организовать работу таким образом, чтобы все четко понимали, что основная задача, стоящая перед нами,— обеспечение охраны общественного порядка и безопасности людей.

— Вы говорите, что руководство МВД уже сформировано, но есть вопросы по структуре ведомства. Например, активно обсуждается вопрос, нужно ли воссоздавать отдельное подразделение по борьбе с организованной преступностью.

— В вопросах изменения структуры надо быть очень осторожным, много раз перепроверить те или иные предложения, взвесить их возможные последствия. Хотя бы потому, что зачастую пилотные проекты требуют изменений в законодательной базе, отдельного нормативного правового обеспечения.

Это же касается и вопроса о воссоздании ранее действующей вертикали подразделений по борьбе с организованной преступностью. Нужно учитывать, что ее существование в 90-х годах было вызвано самой обстановкой в стране, когда организованная преступность представляла реальную угрозу стабильности общества. Сейчас невозможно представить, чтобы президент страны подписал указ о задержании на срок до 30 суток подозреваемого в причастности к ОПС, а в те годы это было действительно необходимо. Что происходило тогда, мы прекрасно помним. Сегодня эта проблема остро не стоит. Поэтому, прежде чем создавать новые подразделения, нужно серьезно все взвесить и обдумать. Кроме того, необходимо учитывать и кадровую ситуацию в Министерстве внутренних дел. Мы только-только вышли из одной структурной пертурбации и если сейчас втянемся в другую, то это может просто дезориентировать сотрудников.

— Сама статистика преступлений вызывает в обществе много вопросов...

— Можно подвергать сомнению официальную статистику, делать ссылки на сообщения о каких-то манипуляциях, но сами преступления скрыть сейчас просто невозможно. Мало того, что их регистрируют по своей линии одновременно несколько ведомств — Следственный комитет, прокуратура, МВД, ФСБ. И само общество ситуацию контролирует. Если кража совершена, значит, она совершена, ее не скроешь.

А статистика говорит, что за последний год квартирных краж у нас на 12% меньше, чем годом ранее. Число убийств и покушений на убийство сократилось на 7,2%, случаев умышленного причинения тяжкого вреда здоровью — почти на 4%. На 30% по сравнению с прошлым годом уменьшилось количество зарегистрированных преступлений террористического характера. По любым международным критериям — это очень неплохие показатели.

— Вы ввели в практику личную ответственность полицейских начальников за проступки и преступления их подчиненных. Не боитесь остаться совсем без квалифицированных руководителей и не приводит ли такая практика к дезорганизации работы подразделений?

— Пока других вариантов по наведению порядка я не вижу. Это было базисное решение — "закручивать гайки" и повышать дисциплину. Наши руководители ничего не боятся: им выговор, строгий выговор, лишение премии — как-то так... Они боятся либо увольнения, либо привлечения к уголовной ответственности.

— Оправдывает ли себя система поручительства руководителей за своих подчиненных?

— Она играет определенную роль, но главное в системе другое. Если раньше руководитель мог спокойно, отходя ко сну, не позвонить дежурному, не спросить, все ли у него в порядке на подведомственной территории и с личным составом, то сегодня ситуация кардинально изменилась. Если он своевременно не примет надлежащих мер реагирования, то к утру, вполне возможно, останется без своей должности. Бывает, что это приводит и к перехлестам. Например, один из руководителей территориального органа внутренних дел во избежание ДТП запретил сотрудникам в ночное время ездить на личных автомашинах без уведомления вышестоящего начальника. Но, с другой стороны, эта ситуация является доказательством того, что сами руководители на местах уже идут на беспрецедентные меры, чтобы исключить чрезвычайные происшествия с личным составом.

Да и сами сотрудники уже понимают, что, совершая проступок или преступление, они в том числе подводят своих коллег и сослуживцев, руководителей. Возьмем тот же отдел в Хорошево-Мневниках, который полностью переаттестуют (за похищение человека, сопряженное с вымогательством и убийством, совершенное тремя полицейскими.— "Ъ"). Было принято такое жесткое решение. Да, внешне это как бы несправедливо, но, с другой стороны, руководители отвечают за своих сотрудников, служат людям, получают от государства зарплату, они должны в полной мере контролировать свой личный состав. По-моему, это наиболее оптимальное на сегодня решение, позволяющее создать обстановку нетерпимости к уродливым проявлениям в коллективе.

— Вы считаете, что реформа МВД, которая уже проведена, была успешной?

— Я себя от той реформы не отделяю, надо просто объективно посмотреть на предельно сжатые сроки, в которые она проводилась, и на то огромное хозяйство, которое пришлось перестраивать. В таком большом процессе без ошибок, к сожалению, не обойтись. Очень сложно спланировать стратегические направления работы, прежде всего потому, что каждое решение должно иметь под собой законодательную базу. Сегодня, если мы промониторим работу одного сотрудника, то увидим, что существует большой разрыв между тем, что он должен сделать, и тем, что он может сделать. В таких случаях у него два пути: либо он просто плывет по течению и ему безразличен результат работы, либо он должен перейти на 24-часовой график службы, что тоже бесперспективно. Нужно время, чтобы все проблемы тщательно изучить, проанализировать и вынести их решение на законодательный уровень.

— Что-нибудь уже придумали?

— Сейчас в Госдуму нами направлен законопроект об упрощении порядка расследования малозначительных дел. Это возвращение к так называемой протокольной форме. Зачем нужно проводить целое расследование и документировать большое количество следственно-оперативных мероприятий, если человек украл, например, велосипед из подъезда? У наших европейских коллег есть четкое понимание: если само расследование стоит дороже, чем нанесенный ущерб, то такое расследование проводить нецелесообразно.

Я недавно был в одном из регионов, там в подразделении дознания работают семь человек. За год в суд они направляют в среднем по 350-400 дел с указанным ущербом в 1 тыс. рублей. Где им взять время на работу с более серьезными преступлениями?

Есть два выхода из ситуации: либо поднять минимальный размер ущерба, который влечет за собой возбуждение уголовного дела, либо все незначительные преступления перевести в разряд административных правонарушений и карать соответствующими штрафами. Недавно было озвучено предложение о необходимости поднятия размера ущерба, с которого начинается уголовное преследование для предпринимателей (до 1,5 млн рублей.— "Ъ"). Руководствуясь социальной справедливостью, в этом случае было бы правильным поднять нижнюю планку уголовной ответственности и для простого гражданина.

— Недавно у вас была встреча с мэром столицы, на которой обсуждалась роль участковых. Им будут предоставлены какие-то большие полномочия?

— У нас участковые сейчас фактически превратились в своего рода писателей. Чем занимается среднестатистический участковый уполномоченный, мы выяснили несколько месяцев назад, проведя мониторинг в Южном округе столицы. На 1 млн 600 тыс. населения, официально зарегистрированного в ЮАО, приходится 350 участковых. Многие граждане там говорят, что своего "Анискина" они в глаза не видели. А когда его увидишь, если 350 сотрудников за год только отказных материалов на возбуждение уголовного дела вынесли порядка 42 тыс.? В это число, между прочим, входят и заявления о том, что соседи специально прикармливают птиц на подоконниках заявителей, в целях общего вредительства. Участковый же, по закону, должен провести проверку и опросить соседей. В итоге он пишет отказной материал, а надзорная инстанция его нередко отменяет, и сотруднику приходится проводить дополнительные опросы. Кому и зачем это нужно? По идее, отказ в возбуждении дела должен выносить следователь: он более компетентен, и ему это дело в результате расследовать. Но каждый наш следователь в год ведет около 36 уголовных дел. Добавим ему заявления, которыми занимается участковый, и он тоже превратится в писателя. Чтобы хоть как-то справиться с этим объемом, мы уже привлекаем оперативников, отрывая их от основной работы. Скоро, наверное, тыловиков и кадровиков привлекать начнем. Поэтому вопрос декриминализации незначительных преступлений, которая избавила бы наших сотрудников от затрат огромного количества времени и сил, давно назрел.

— Отдельная проблема — расследование экономических составов преступлений. Предприниматели нередко жалуются и на затягивание расследования, и на его некомпетентность.

— Не скрою, это очень сложная сфера работы. Существует масса объективных факторов, которые препятствуют быстрому расследованию и документированию такого вида преступлений. Возьмем хотя бы офшорные зоны, где зачастую регистрируются нечистоплотные компании. Информацию там нам дают крайне неохотно, только в рамках возбужденного уголовного дела, но и этого порой оказывается недостаточно. Приходится использовать межведомственные контакты, чтобы получить нужные сведения.

Важным фактором являются и нынешние нормы законодательства, позволяющие привлечь предпринимателя к уголовной ответственности. В последнее время они были заметно либерализованы с тем, чтобы предоставить бизнесу возможность максимально свободно развиваться. Это повлекло за собой перестройку нашей работы.

Да и количество имеющихся у нас людских ресурсов, их грамотность и компетентность трудно соизмерять с тем потоком информации, которая поступает в правоохранительные органы по данного рода преступлениям.

Есть еще одна проблема. У нас в системе МВД на сегодняшний день отсутствуют возможности для проведения ряда специализированных экспертиз, таких, как инженерно-строительные, товароведческие, экологические и другие. Мы вынуждены обращаться к экспертам из других организаций. Сроки исследований сильно затягиваются. Требуется и оплата. Каждая экспертиза — от 30 тыс. рублей и больше. У нас в бюджете таких денег просто нет. А в итоге мы не можем возбудить уголовное дело, пока нет результатов экспертизы.

— Сейчас обсуждается законопроект об обеспечении безопасности на массовых спортивных мероприятиях, в разработке которого принимает участие МВД. Все ли заложенные в него нормы устраивают полицию?

— Проблема противоправного поведения некоторых спортивных болельщиков действительно стоит крайне остро. В законопроекте, который мы поддерживаем, содержится, в частности, такая норма: если хулиган, которому временно запрещен доступ на все, подчеркиваю, все спортивные мероприятия, нарушил запрет, он подлежит административному аресту на срок до 15 суток. Уже сама по себе эта норма права дисциплинирует гражданина, оказывает профилактическое воздействие. Однако при этом встает и ряд вопросов. В Милане, например, любой приходящий на стадион человек должен иметь при себе паспорт, пусть их там почти никогда и не проверяют. Каким образом обеспечивать административный запрет спортивному хулигану посещать эти мероприятия в течение года в России? По паспортам люди на стадионы будут ходить или билеты по их предъявлению покупать? Эти механизмы нуждаются в проработке и принятии соответствующих решений.

Вообще мое личное мнение: на спортивных мероприятиях должно работать минимальное количество полицейских. Наши сотрудники ездили, например, в Лондон на футбольный матч. У них во время игры на стадионе дежурят всего несколько полицейских, да и те находятся в своего рода штабном помещении на случай каких-то непредвиденных ситуаций. А правопорядок обеспечивают службы безопасности стадиона и клубов. Наша позиция — минимизировать присутствие полицейских на стадионах. Но, к сожалению, пока это только наша позиция.

— Как вы оцениваете работу подразделений по борьбе с экстремизмом?

— Нужно понимать одну вещь: там, где не ставятся барьеры на пути развития экстремизма, он переходит в терроризм, более страшную по степени опасности и другим параметрам форму противоправной деятельности. Если экстремистские проявления сегодня не получили в стране сколь-нибудь массового проявления, в том числе и на Северном Кавказе, значит, наши подразделения существуют и работают не зря.

— Вы знакомы с опытом реформирования органов внутренних дел в Грузии, где в свое время уволили всех прежних сотрудников и набрали новых. Можно ли что-то из этого опыта перенять нам?

— Давайте просто представим, что с завтрашнего дня я уволил в Москве всех сотрудников ГИБДД. Что начнется? Будет коллапс. При сегодняшней ситуации такие решения у нас не просто невозможны, они опасны. Мы уже это проходили в 17-м году. Февральская революция, полицию всю уволили, новую милицию набрали. Всплеск преступности, наиболее тяжких преступлений, полный паралич в работе, судорожные попытки набрать, вернуть на работу в качестве специалистов представителей старорежимной полиции, чтобы хоть как-то стабилизировать ситуацию. Меня всегда удивляет, почему все считают, что полицейским может стать буквально завтра любой гражданин. Ведь хирургом за один день никто не станет. Чтобы раскрывать преступления, сотрудник должен быть профессионалом.

— Как проводите техническое перевооружение МВД?

— Прежде всего, думаем о тех, кто несет службу на Северном Кавказе — об их оснащении бронированной техникой, бронежилетами и так далее, потому что за каждым этом вопросом — человеческая жизнь. У нас уже в этом году процентов на 20 больше погибших сотрудников только по Северному Кавказу. Преступники там целенаправленно занимаются уничтожением сотрудников правоохранительных органов. А когда мы их задерживаем, говорят, не скрывая, что будут это продолжать.

Поэтому-то и бывает обидно, когда читаешь утром сводку, что один полицейский погиб геройской смертью, а другой — пьяный сбил кого-то на дороге. Про первую ситуацию почти все молчат, а вторая становится главной новостью. При этом мало кто знает, что в 90 с лишним процентах случаев нечистоплотных полицейских выявляем мы сами, задерживаем и передаем следствию. И эту работу будем бескомпромиссно продолжать.